Воин [The Warrior] - Франсин Риверс

— У меня на уме все то же, что и у тебя. Да, мы должны готовиться к сражению. Но меня беспокоит то, как мы к нему готовимся. Какие–то разбросанные группы, разрозненные усилия. Это может закончиться тем, что мы начнем драться друг с другом, а не с врагами Господа.

Мечта ожила в сердце Халева. Он схватил Иисуса Навина за плечо.

— Тогда объедини нас!

— Это не в моих силах.

— Тогда поговори с Моисеем. Господь соединил вместе двенадцать колен и вывел их из Египта. Конечно, Он хочет, чтобы мы были одним народом, а не двенадцатью. Моисей тоже может обучать нас. Он вырос при египетском дворе, среди принцев. Его и учили то в основном военному делу — тактике, вооружению. А ты ближе к нему, чем его собственные сыновья. И ты достаточно близко общаешься с ним, чтобы задать такой вопрос.

— Ты хочешь, чтобы я стал бесцеремонным?

— Если ты не спросишь, то и не получишь ответ.

— А если он скажет «нет»?

Халев не хотел торопиться с ответом. Он посмотрел вниз на тысячи шатров. У каждого племени был свой флаг, свой стан, отделенный границей и не большим пространством от других.

— Посмотри на израильтян. Ты прав. Мы не едины в своих мыслях. Бог пытается объединить нас с помощью Закона — чтобы у всех нас был один ум, одно сердце и одно обетование. Мы не можем быть двенадцатью разрозненными племенами, которые просто ставят лагеря вокруг скинии. Мы должны стать одним народом в Господе! А у каждого народа есть своя армия. Давай создадим армию Господа. — Он посмотрел на серьезное лицо Иисуса Навина и заметил, как тот сильно постарел за последние несколько месяцев. Его любовь к своему народу была для него тяжелым грузом.

— Поговори с Моисеем, Иисус Навин. Расскажи ему все, что у тебя на сердце и на уме. Странно, что ты до сих пор этого не сделал.

— Его дух обеспокоен, и он постоянно молится о людях.

— Людей надо чем–то занять, чтобы они не томились от безделья. Спроси! Ты же знаешь, что сделает Моисей.

— Он пойдет к Господу.

Халев радостно засмеялся:

— Правильно! — Он с силой хлопнул Иисуса Навина по спине. — И тогда мы узнаем, кто зажег этот огонь внутри нас — наша собственная гордость или же Дух Божий.

* * *

Годы текли медленно, израильтяне перемещались по пустыне с места на место. Один за другим поколение рабов умирало, а их дети подрастали. Семьи оставались сначала без отцов и матерей, потом умирали дяди и тети.

Постоянно кого–то теряли и оплакивали. Умирали близкие и друзья Халева. Первым был Завдий, потом Есром. Некоторые уходили ожесточенными и нераскаявшимися. Многие перед смертью горевали из–за собственного неверия и из–за того, что их детям приходится за это платить. Сын Завдия Хармий сидел теперь в собрании старейшин вместе с Халевом. Они стали хорошими, если не близкими, друзьями.

Когда Халев проходил среди шатров, люди его поколения всегда смотрели на него. Некоторые провожали взглядами, полными обиды, другие — горькой зависти, и лишь некоторые смотрели с уважением и приветствовали кивком головы.

Стан был в постоянном унынии — как из–за смерти родственников, так и из–за греха, который не дал им войти в Землю обетованную.

Куда бы Халев не направлялся, к нему сбегались мальчишки, которые хотели учиться воевать вместе с другими. Сначала он проверял их знание Закона.

— Недостаточно просто хотеть воевать, — отвечал он. — У каждого мужчины есть такое желание. Но сначала надо знать Того, Кто поведет тебя в эту битву.

— Моисей!

— И Иисус Навин!

Халев прекрасно знал, что оба вождя ответили бы в этом случае.

— Иди в свой шатер. Ты еще не готов. — Они приходили к нему с желанием воевать, но без веры и знаний. Ведь их главнокомандующим был Господь. Они должны подготовить свои сердца и ум для того, чтобы уметь следовать Его воле. Его воле, а не человеческой. И не его, Халева, воле.

Семьдесят старейшин умерли, их заменили люди более молодые, пожинавшие последствия грехов своих отцов. Они слушали советы Моисея и действовали по ним, и выбирали мудрых, любящих Господа мужей судить народ. Один за другим, бывшие рабы, выросшие в страхе перед фараоном, умирали, и их заменяли люди, выросшие в страхе перед Господом.

Стан двигался со слаженностью армии. Когда облако поднималось, поднимались и люди, часто до того, как зазвучит труба. День за днем, неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом они учились смотреть на Господа и следовать за Ним.

Старики жаловались и скорбели, роптали, стонали и… умирали.

Молодые славили Бога и действовали, радовались, благоговели перед Господом и жили.

* * *

Шел тридцать восьмой год странствований Израиля по пустыне. Халева позвали в шатер Кеназа. Его брат умирал. Халев сидел рядом — о нем он горевал больше, чем о ком–либо другом.

Кеназ слабо улыбнулся.

— Я думал, может, Господь забыл обо мне, и я смогу незаметно пробраться в Землю обетованную с моими сыновьями и внуками…

Халев не мог говорить. Он держал руку Кеназа обеими ладонями.

— Я часто наблюдал за тобой, брат мой. — Кеназ говорил тихо, почти шептал. — Я смотрел, как ты сидел у своего шатра и смотрел на огненный столп. Божий огонь всегда отражается в твоих глазах, брат мой.

Халев склонил голову, слезы текли из его глаз.

— Мы должны были послушаться… — Кеназ вздохнул. Его рука обмякла и повисла в ладонях брата.

Двумя днями позже умерла Иериофа, а месяц спустя Халев проснулся и нашел Ефрафу мертвой рядом с собой. Отчаянный вопль вырвался из его горла, он разорвал на себе одежду и, выйдя из шатра, бросил пыль в воздух. За целый месяц он не произнес ни слова.

Никогда горе с такой силой не обрушивалось на Халева. Вместе с отчаянием внутри поднялся бунт, непрошеный и неожиданный. Он побежал к скинии и упал лицом вниз перед Господом. «Убей зло внутри меня, Господи. Убей это, пока оно не пустило корень и не проросло!» Три дня он пролежал около скинии. Когда он, все еще в горе, поднялся с земли, его сердце наполнилось миром, который был превыше всякого понимания. «Господь моя сила. Он — моя надежда и мое утешение».

На следующее утро облако поднялось, и Халев с сыновьями сняли свои шатры, собрали имущество и последовали за облаком. Когда Господь остановился, скинию поставили снова. Племена, как обычно, расположились вокруг нее. На этот раз они стояли в оазисе финиковых пальм. Халев вернулся ко двору скинии и успокоился в Божьем присутствии. Лучше провести один день во дворах Божьих, чем тысячу дней где–нибудь еще.

Хотя он все еще горевал по Ефрафе, но снова пошел учить молодых людей сражаться. К его воинам присоединилось новое поколение, а следом уже подрастали их сыновья. Халев чувствовал, как новые силы вливались в него, обновляя тело, как будто Господь возвращал ему время и силы, забранные пустыней.

Сорок лет почти истекли. Скитания подходили к концу.

* * *

Господь снова привел израильтян в Кадес. Халев собрал своих сыновей и внуков.

— Это то место, откуда Иисус Навин и я пошли в Ханаан, а все люди ждали нас. Это то место, где народ восстал против Бога. — Он сжал кулаки. — Слушайтесь Его на этот раз. Слушайте и подчиняйтесь.

Каждое утро он просыпался, готовый идти дальше, в Землю обетованную, и взять то, что Бог пообещал ему. Там будет его собственная земля, где можно сеять, где можно отдыхать под собственным оливковым деревом и пить вино из собственного виноградника.

Но ожидание продолжалось.

Умерла сестра Моисея Мариам. Ее провожали всем станом, оплакивая, как свою мать. Бунт снова напомнил о себе: множество людей стало обвинять Моисея в том, что нет воды.

— Господь даст вам воду! — закричал Халев, но никто не слушал. Он пошел в свой шатер и сел, положив голову на руки.

«Если я останусь там, Господи, то точно убью кого–нибудь. Достану свой меч и не успокоюсь, пока Ты не поразишь меня! Мы когда–нибудь изменимся? Неужели мы обречены всю свою жизнь восставать против Господа, Бога всемогущего? Израиль. Это имя означает борьбу с Тобой. Ты поэтому их так назвал? И это поколение такое же, как и предыдущее. Бунт против Бога у них в крови!»

До его слуха донеслись крики ликования. Он встал и пошел искать льющуюся из скалы воду. Люди кричали, пели, плескали на себя воду, обливались. Эти воды были названы Мерива[5], потому что здесь израильтяне спорили с Господом. После этого дня Моисей выглядел очень старым и больным и едва мог разговаривать.

Моисей послал вестников в Едом, спрашивая разрешения пройти через их земли, но Едом ответил угрозой войны. Халев почувствовал стыд. Разве едомляне не их братья? Ведь они, как и Халев, потомки Исава. С этого дня Халев возненавидел кровь Исава, которая текла в его жилах.